Спонтанный символический эффект порождается экспрессивностью, присущей самому воспринимаемому объекту. Чтобы форма объекта воспринималась как экспрессивная, она прежде всего должна обладать известной динамикой. До тех пор, пока ряд ступеней или лестница воспринимается нами просто как некая геометрическая конфигурация, в ней нет и следа динамики, и соответственно ее экспрессивность равна нулю.
Только в том случае, если постепенное восхождение ступеней от земли мы видим как динамическое крещендо, конфигурация набирает экспрессивность, сопряженную с самоочевидной символикой восхождения. Использование опознаваемой «символической» формы может даже вступать в противоречие со спонтанным символизмом сооружения.
Можно, наверное, заметить что экспрессивные качества «несимволических» построек Мис ван дер Роэ проступают сильнее, чем это происходит с аэровокзалом Эзро Сааринена: он бы «взлетал» гораздо эффектнее, если бы не пытался выглядеть как птица.
Точно так же, пресвитерианская церковь, построенная в Стамфорде (Коннектикут) Гаррисоном и Абрамовицем, сильнее и чище выразила бы религиозную идею, если бы ее форма не была «символической», напоминая рыбу. Разумеется справедливо, что ассоциативные связи участвуют вместе со спонтанной символичностью в акте постижения сути здания.
Примерно сходные цилиндрические башни производят совершенно разное впечатление в зависимости от того, смотрим ли мы на колокольню Сент Аполлинер в Класс или на силосную башню фермы.
Из ряда теоретических концепций относительно воспринимаемой экспрессии я предпочитаю сослаться лишь на наиболее влиятельную — доктрину эмпатииТермин, являющийся «калькой» с немецкого «айнфюлюнг», прочно связался с именем Теодора Лип-пса, систематически разрабатывавшего эту тему.
Для наших задач уместно процитировать здесь ту версию этой концепции, которая была представлена в докторской диссертации Генриха Вельфлина в 1886 г. (Мюнхен) психологии архитектуры». Вельфлин опирается в своей теории выразительности на допущение, что «организация нашего собственного тела служит проформой, предопределяющей восприятие любых тел». Он предложил затем попытку демонстрации того, что наиболее фундаментальные элементы архитектуры — материал и форма, тяжесть и сила — зависят целиком от нашего непосредственного опыта.
Как и Липпс, Вельфлин использует пример колонны: «Мы переносили тяжести и через это опыт постигли нагрузку и реакцию на нее. Именно поэтому мы в состоянии испытывать удовлетворение от гордого оптимизма кодоны, прекрасно понимая, что всякая тяжесть стремится бесформенно оплыть на землю».
Вельфлин и Липпс обращали внимание на те экспрессивные качества, которые, несомненно, «встроены» в архитектурные формы, но в соответствии с тогдашней психологической теорией они интерпретировали выразительность только как проекцию мышечных ощущений наблюдателя на объект.
Мы уже неоднократно обсуждали, что первичный эффект зрительной экспрессивности порождается в первую очередь формальными свойствами видимых объектов, мышечные реакции разумнее счесть вторичными по отношению к визуальной динамике. Динамические качества в опыте восприятия ответственны за различие между интеллектуальной информацией, косвенно усваиваемой посредством зрения, и прямым отзвуком сил, действующих в наблюдаемом объекте.
Непосредственный резонанс наблюдаемым визуальным силам сопутствует всякому восприятию, но лишь в эстетическом опыте, опирающемся на экспрессию, этот резонанс приобретает решающее значение.