Греческие вазы

Греческие вазыСнова обратимся к греческим вазам. Их очертания воплощают в себе функцию вливания, хранения и выливания, но что имеется в виду под воплощением?

Явно не только то, что формы сосудов физически приспособлены для этих требований, — это условие необходимо, но недостаточно.

Скорее мы имеем в этом случае в виду, что, скажем, округлость как динамическое визуальное свойство выражает собой способность хранить. Выпуклость зрительной границы собирает содержимое сосуда вокруг его центра.

Эта функция наиболее полно выявлена в форме сфероидного арибалла — сосуда для хранения большого количества оливкового масла, из которого всякий раз отливают немного. В этом случае динамика концентрического контейнера доминирует столь отчетливо, что маленькая шейка кажется едва ли не вынужденным нарушением базисного совершенства.

Совсем иначе происходит, когда тема концентричности соединена с темами вливания и выливания, которые получают динамическое выражение построением целого вдоль вертикальной оси. В «лебесе» движение вверх выражено только срезом верха контейнера. Определенная изысканность этой формы достигнута за счет того, что выгиб начинается у конца большим радиусом, но по мере приближения кверху интенсивность выгиба повышается настолько, что контур едва не замыкается до того, как вмешивается срез отверстия.

Алабастрон — бутылочка для благовоний — переносит акцент с содержания на выливание содержимого за счет общей удлиненности формы. В киликсе или кратере, использовавшемся для смешивания вина с водой, очертание полностью подчинено теме вливания и выливания для всей верхней части сосуда за счет крещендо: выпуклость сменяется вогнутостью по мере приближения к отверстию.

Здесь динамика контура, обрываемая ободком, взывает к дальнейшему раскрытию формы.

Заметим, что в этих описаниях мы останавливаемся только лишь на визуальных характеристиках функции как зрительной темы: предметные аспекты функций служат лишь фрагментами практической информации, придающей существенность визуальной динамике самого образа.

Пожалуй, природа нашего подхода прояснится отсылкой к экспериментам Жана Пиаже: ребенку показывают два одинаковых стакана с одинаковым количеством жидкости в каждом.

Содержимое одного из стаканов переливают затем в третий — значительно более высокий и тонкий. Маленькие дети немедленно начинают уверять, что в третьем сосуде жидкости больше, хотя они только что следили за процессом переливания.

Дети — постарше осознают, что объем остается прежним. На этом основании психологи спешат заметить, что младшие дети просто ошибаются, исходя из того, что справедливое суждение относительно равенства или неравенства относится только к физической данности количеств.

Они тем самым не хотят признавать того, !

что воспринимаемое неравенство тех же количеств, содержащихся в сосудах различной формы, является законным феноменом.

Наивный наблюдатель заявляет, что в более высоком сосуде больше жидкости не только потому, что видимость его обманывает (что, разумеется, имеет место), но и потому, что опыт восприятия первичен. Эту точку зрения поддержит любой художник, для которого визуальные факторы сохраняют всю свою первичность.

Именно первичное свидетельство восприятия интересует нас здесь.

Выше отмечалось, что формы ваз зрительно представляют нам три базисные их функции. Добавим здесь, что типы ваз различаются тем, каким именно образом они представляют те же функции.

Большая часть сосудов предлагает нам чистое зрительное различение тела вазы как представления о хранении, содержании внутри, и шейки как выразителя вливания и выливания. Это различение может быть выражено как мягкий переход кривой от выпуклой к вогнутой, как в ойнохое — кувшине для вина.

Он же может быть выражен как резкий слом формы: внезапная вогнутость, служащая образованию шейки, и столь же резкий обратный выгиб для формирования горла, — в лекифе, изящном контейнере для притираний. В форме сосуда может и не быть подобного различения функций, и тогда сосуд выглядит как примитивное существо, еще не достигшее более высокого уровня организации.

Наконец, форма может выражать и изощренную элегантность решения, в котором уже преодолена простодушная разведения каждой формы для каждой функции и возникает комбинация нескольких функций в одной сложной структуре формы. Соединение нескольких различных функций в общем решении представляет собой особого рода искусство, требующее сохранения зрительного присутствия раздельных функций вопреки их слиянию.